| Так
я слышал. Однажды Благословенный пребывал в Чалике на горе Чалики.
В то время Достопочтенный Мегхия был прислужником Благословенного.
И тогда Достопочтенный Мегхия подошёл к Благословенному, поклонился
ему, встал рядом и сказал: «Учитель, я бы хотел отправиться в
Джантугаму за подаяниями».
«Можешь
отправляться, Мегхия, когда сочтёшь нужным».
И тогда,
утром, Достопочтенный Мегхия оделся, взял чашу и одеяние и вошёл
в Джантугаму собирать подаяния. Походив по Джантугаме за подаяниями,
после принятия пищи, возвратившись с хождения за подаяниями,
он отправился на берег реки Кимилаки. По мере того, как он прогуливался
вдоль берега реки Кимилаки, чтобы размяться, Достопочтенный
Мегхия увидел восхитительную манговую рощу. Мысль пришла к нему:
«Эта манговая роща воистину чудесна и восхитительна, подходящее
место для приложения стараний теми, кто нацелен на старания.
Если Благословенный мне разрешит, я вернусь в эту манговую рощу
для приложения стараний [в медитации]».
И тогда
Достопочтенный Мегхия отправился к Благословенному, поклонился
ему, сел рядом и сказал: «Этим утром, Учитель, я оделся, взял
чашу и вошёл в Джантугаму собирать подаяния… …если Благословенный
мне разрешит, я вернусь в эту манговую рощу для приложения стараний
[в медитации]».
«Поскольку
мы одни, Мегхия, подожди, пока другой монах подойдёт».
И во второй
раз Достопочтенный Мегхия обратился к Благословенному: «Учитель,
для Благословенного нет более ничего, что нужно было бы сделать,
и нет [нужды] развить то, что было сделано. Но, Учитель, для
меня есть то, что ещё нужно сделать, и есть [нужда] развить
то, что было сделано. Если Благословенный мне разрешит, я вернусь
в эту манговую рощу для приложения стараний [в медитации]».
«Поскольку
мы одни, Мегхия, подожди, пока другой монах подойдёт».
И в третий
раз Достопочтенный Мегхия обратился к Благословенному: «Учитель,
для Благословенного нет более ничего, что нужно было бы сделать…
я вернусь в эту манговую рощу для приложения стараний [в медитации]».
«Поскольку
ты говоришь о старании, Мегхия, что я могу тебе сказать? Можешь
отправляться, когда сочтёшь нужным».
И тогда
Достопочтенный Мегхия поднялся со своего сиденья, поклонился
Благословенному, обошёл его с правой стороны и отправился в
манговую рощу. Он вошёл [в неё] и сел под неким деревом, чтобы
провести [здесь] остаток дня. И тогда, по мере того, как Достопочтенный
Мегхия пребывал в этой манговой роще, три вида плохих, неблагих
мыслей часто приходили к нему: чувственные мысли, недоброжелательные
мысли, мысли о причинении вреда. И тогда он подумал: «Воистину
удивительно и поразительно! Я отправился в бездомную жизнь,
покинув жизнь домохозяйскую благодаря вере, и всё равно меня
преследуют эти три вида мыслей: чувственные мысли, недоброжелательные
мысли, мысли о причинении вреда».
И тогда
Достопочтенный Мегхия отправился к Благословенному, поклонился
ему, сел рядом и сказал: «Вот же как, Учитель, по мере того,
как я пребывал в этой манговой роще, три вида плохих, неблагих
мыслей часто приходили ко мне: чувственные мысли, недоброжелательные
мысли, мысли о причинении вреда. И тогда я подумал: «Воистину
удивительно и поразительно! Я отправился в бездомную жизнь,
покинув жизнь домохозяйскую благодаря вере, и всё равно меня
преследуют эти три вида мыслей: чувственные мысли, недоброжелательные
мысли, мысли о причинении вреда».
«Мегхия,
когда освобождение ума не созрело1,
пять вещей ведут к его созреванию. Какие пять?
(1) Вот,
Мегхия, у монаха хорошие друзья, хорошие спутники, хорошие товарищи.
Когда освобождение ума не созрело, такова первая вещь, которая
ведёт к его созреванию.
(2) Далее,
монах нравственен. Он пребывает, обуздывая себя Патимоккхой,
обладая хорошим поведением и [подобающими] средствами, видя
опасность в мельчайших проступках. Возложив на себя правила
тренировки, он тренируется в них. Когда освобождение ума не
созрело, такова вторая вещь, которая ведёт к его созреванию.
(3) Далее,
монах слушает по желанию, без сложностей и проблем, беседу,
связанную с отшельнической жизнью, которая ведёт к раскрытию
сердца, то есть – беседу о малом количестве желаний, о довольствовании
[тем, что есть], об уединении, об отсутствии связанности [с
другими], о зарождении усердия, о нравственном поведении, о
сосредоточении, о мудрости, об освобождении, о знании и видении
освобождения. Когда освобождение ума не созрело, такова третья
вещь, которая ведёт к его созреванию.
(4) Далее,
монах зародил усилие к оставлению неблагих качеств и обретению
благих качеств. [В этом] он силён, упорен в старании, не откладывает
[своей] обязанности развивать благие качества. Когда освобождение
ума не созрело, такова четвёртая вещь, которая ведёт к его созреванию.
(5) Далее,
монах мудр. Он обладает мудростью, которая различает происхождение и исчезновение – благородной, проницательной, ведущей к полному
уничтожению страданий. Когда освобождение ума не созрело, такова
пятая вещь, которая ведёт к его созреванию.
Когда, Мегхия,
у монаха есть хорошие друзья, хорошие спутники, хорошие товарищи,
то можно ожидать, что он будет нравственным, тем, кто пребывает,
обуздывая себя Патимоккхой, обладает хорошим поведением и [подобающими]
средствами, видит опасность в мельчайших проступках. Возложив
на себя правила тренировки, он будет тренироваться в них.
Когда у
монаха есть хорошие друзья, хорошие спутники, хорошие товарищи,
то можно ожидать, что он станет слушать по желанию, без сложностей
и проблем, беседу, связанную с отшельнической жизнью…
Когда у
монаха есть хорошие друзья, хорошие спутники, хорошие товарищи,
то можно ожидать, что он зародит усилие к оставлению неблагих
качеств…
Когда у
монаха есть хорошие друзья, хорошие спутники, хорошие товарищи,
то можно ожидать, что он будет мудрым, [будет] обладать мудростью,
которая различает происхождение и исчезновение – благородной, проницательной,
ведущей к полному уничтожению страданий.
Утвердившись
в этих пяти вещах, далее монаху следует развивать [другие] четыре
вещи. [Какие четыре?] (6) Восприятие непривлекательности должно
быть развито, чтобы оставить жажду. (7) Доброжелательность должна
быть развита, чтобы отбросить злобу. (8) Осознанность к дыханию
должна быть развита, чтобы отсечь мысли. (9) Восприятие непостоянства
должно быть развито, чтобы устранить самомнение «я». Когда человек
воспринимает непостоянство, то [в нём] утверждается восприятие
безличностности. Тот, кто воспринимает безличностность, тот
искореняет самомнение «я», [что и есть] ниббана в этой самой
жизни».
|