| Я
слышал,
что однажды Достопочтенный Сарипутта пребывал рядом с Раджагахой
в Бамбуковой Роще в Беличьем Святилище. Там он обратился к монахам:
«Эта ниббана приятна, друзья. Эта ниббана приятна».
Когда так было сказано,
Достопочтенный Удайин спросил Достопочтенного Сарипутту: «Но где же
тут приятное, мой друг, где ничего не чувствуется?»
«Вот так
здесь и приятно, мой друг: где ничего не чувствуется. Есть пять
нитей чувственности. Какие пять? Формы, воспринимаемые глазом
– милые, приятные, чарующие, привлекательные, воспаляющие желание,
соблазнительные. Звуки, воспринимаемые ухом… Запахи, воспринимаемые
носом… Вкусы, воспринимаемые языком… Ощущения, воспринимаемые
телом – милые, приятные, чарующие, привлекательные, воспаляющие
желание, соблазнительные. Любое удовольствие или радость, возникающая
в зависимости от этих пяти нитей чувственности, является чувственным
удовольствием.
(1)
И бывает так, что монах, в достаточной мере оставивший чувственные
удовольствия, оставивший неумелые качества, входит и пребывает
в первой джхане: восторг и удовольствие, рождённые [этим] оставлением
сопровождаются направлением ума [на объект медитации] и удержанием
ума [на этом объекте]. Если, по мере пребывания в ней, ему досаждает
внимание, [направленное на] воcприятие чувственного, то для
него это болезненно. Подобно тому, как возникающая у здорового
человека боль является болезненностью, то точно также досаждающее
монаху внимание, [направленное на] воcприятие чувственного,
является для него болезненным. А Благословенный сказал, что
всё, что является болезненным – страдание. Путём подобных размышлений
можно понять, почему ниббана приятна.
(2)
Далее, бывает так, что монах с успокоением направления и удержания
ума, входит и пребывает во второй джхане: [его наполняют] восторг и удовольствие, рождённые сосредоточением, и единение ума, который
свободен от направления и удержания – [он пребывает] во внутренней
устойчивости. Если по мере пребывания в ней ему досаждает внимание,
[направленное на] воcприятие [джхановых факторов] направления
ума и удержания ума, то для него это болезненно. Подобно тому,
как возникающая у здорового человека боль является болезненностью,
то точно также досаждающее монаху внимание, [направленное на]
воcприятие направления ума и удержания ума, является для него
болезненным. А Благословенный сказал, что всё, что является
болезненным – страдание. Путём подобных размышлений можно понять,
почему ниббана приятна.
(3)
Далее, бывает так, что монах с успокоением восторга становится
невозмутимым, осознанным и бдительным, и ощущает удовольствие. Он
входит и пребывает в третьей джхане, о которой Благородные говорят
так: «Непоколебимый и осознанный, он пребывает в приятном пребывании».
Если по мере пребывания в ней ему досаждает внимание, [направленное
на] воcприятие [фактора] восторга, то для него это болезненно.
Подобно тому, как возникающая у здорового человека боль является
болезненностью, то точно также досаждающее монаху внимание,
[направленное на] воcприятие [фактора] восторга, является для
него болезненным. А Благословенный сказал, что всё, что является
болезненным – страдание. Путём подобных размышлений можно понять,
почему ниббана приятна.
(4)
Далее, бывает так, что монах с успокоением удовольствия и боли,
как и с более ранним исчезновением радости и недовольства, входит
и пребывает в четвёртой джхане: [он пребывает] в чистейшей невозмутимости
и осознанности, в ни-удовольствии-ни-боли. Если по мере пребывания
в ней ему досаждает внимание, [направленное на] воcприятие [фактора]
невозмутимости, то для него это болезненно. Подобно тому, как
возникающая у здорового человека боль является болезненностью,
то точно также досаждающее монаху внимание, [направленное на]
воcприятие [фактора] невозмутимости, является для него болезненным.
А Благословенный сказал, что всё, что является болезненным –
страдание. Путём подобных размышлений можно понять, почему ниббана
приятна.
(5)
Далее, бывает так, что монах с полным преодолением восприятий
форм, с исчезновением восприятий сопротивляемости [от органов
чувств], не обращающий внимания на восприятие множественности,
[воспринимая]: «безграничное пространство», входит и пребывает
в сфере безграничного пространства. Если по мере пребывания
в ней ему досаждает внимание, [направленное на] воcприятие форм,
то для него это болезненно. Подобно тому, как возникающая у
здорового человека боль является болезненностью, то точно также
досаждающее монаху внимание, [направленное на] воcприятие форм,
является для него болезненным. А Благословенный сказал, что
всё, что является болезненным – страдание. Путём подобных размышлений
можно понять, почему ниббана приятна.
(6)
Далее, бывает так, что монах, с полным преодолением сферы безграничного
пространства, [воспринимая]: «безграничное сознание», входит
и пребывает в сфере безграничного сознания. Если по мере пребывания
в ней ему досаждает внимание, [направленное на] воcприятие сферы
безграничного пространства, то для него это болезненно. Подобно
тому, как возникающая у здорового человека боль является болезненностью,
то точно также досаждающее монаху внимание, [направленное на]
воcприятие сферы безграничного пространства, является для него
болезненным. А Благословенный сказал, что всё, что является
болезненным – страдание. Путём подобных размышлений можно понять,
почему ниббана приятна.
(7)
Далее, бывает так, что монах, с полным преодолением сферы безграничного
сознания, [воспринимая]: «здесь ничего нет», входит и пребывает
в сфере отсутствия всего. Если по мере пребывания в ней ему
досаждает внимание, [направленное на] воcприятие сферы безграничного
сознания, то для него это болезненно. Подобно тому, как возникающая
у здорового человека боль является болезненностью, то точно
также досаждающее монаху внимание, [направленное на] воcприятие
сферы безграничного сознания, является для него болезненным.
А Благословенный сказал, что всё, что является болезненным –
страдание. Путём подобных размышлений можно понять, почему ниббана
приятна.
(8)
Далее, бывает так, что монах, с полным преодолением сферы отсутствия
всего, входит и пребывает в сфере ни восприятия, ни не-восприятия.
Если по мере пребывания в ней ему досаждает внимание, [направленное
на] воcприятие сферы отсутствия всего, то для него это болезненно.
Подобно тому, как возникающая у здорового человека боль является
болезненностью, то точно также досаждающее монаху внимание,
[направленное на] воcприятие сферы отсутствия всего, является
для него болезненным. А Благословенный сказал, что всё, что
является болезненным – страдание. Путём подобных размышлений
можно понять, почему ниббана приятна.
(9)
Далее, бывает так, что монах с полным преодолением сферы ни
восприятия, ни не-восприятия, входит и пребывает в прекращении
восприятия и чувствования. И [когда монах] увидел [это] мудростью,
загрязнения в его уме полностью прекратились. Путём подобных
размышлений можно понять, почему ниббана приятна»1.
|