Вот,
что я слышал. Однажды вскоре после полного успокоения Блаженного
достопочтенный Ананда остановился в Саваттхи, в Джетаване, в
парке Анатхапиндики. И в это самое время юный Субха, сын Тодеййи,
находился в Саваттхи по некоторому делу.
И вот
юный Субха, сын Тодеййи, обратился к другому юноше: «Иди,
юноша, приблизься к отшельнику Ананде и, приблизившись, спроси
от моего имени отшельника Ананду, прошла ли его болезнь, прошел
ли недуг, хорошо ли здоровье, как силы, благополучно ли самочувствие:
«Юный Субха, сын Тодеййи, спрашивает достопочтенного Ананду,
прошла ли его болезнь, прошел ли недуг, хорошо ли здоровье,
как силы, благополучно ли самочувствие?» и еще скажи так:
«Право же хорошо будет, если досточтимый Ананда окажет милость
и приблизится к дому юного Субхи, сына Тодеййи».
«Хорошо,
почтенный», – согласился юноша с юным Субхой, сыном Тодеййи,
приблизился к достопочтенному Ананде; приблизившись, он обменялся
с достопочтенным Анандой дружескими, дружелюбными словами
и почтительным приветствием и сел в стороне. И вот сидя в
стороне, этот юноша так сказал достопочтенному Ананде: «Юный
Субха, сын Тодеййи, спрашивает достопочтенного Ананду, прошла
ли его болезнь, прошел ли недуг, хорошо ли здоровье, как силы,
благополучно ли самочувствие, и говорит так: «Право же хорошо
будет, если досточтимый Ананда окажет милость и приблизится
к дому юного Субхи, сына Тодеййи».
Когда
так было сказано, достопочтенный Ананда сказал этому юноше:
«Сейчас
не время, юноша, ибо я выпил лекарство. Завтра же я может
быть приближусь к нему, если представится время и возможность».
И тогда
этот юноша, поднявшись с сиденья, приблизился к юному Субхе,
сыну Тодеййи, и, приблизившись, так сказал юному Субхе, сыну
Тодеййи:
«Мы передали
речь почтенного этому досточтимому Ананде: «Юный Субха, сын
Тодеййи, спрашивает досточтимого Ананду, прошла ли его болезнь…
Когда, почтенный, так было сказано, отшельник Ананда сказал
мне: «Сейчас не время, юноша, ибо я выпил лекарство. Завтра
же я может быть приближусь к нему, если представится время
и возможность». И вот, почтенный, сделано так, что этот досточтимый
Ананда дал возможность надеяться на его завтрашнее приближение».
И на утро,
когда прошла эта ночь, достопочтенный Ананда оделся, взял
сосуд для подаяний и верхнюю одежду, вместе со следующим за
ним отшельником, монахом Четакой, приблизился к жилищу юного
Субхи, сына Тодеййи и, приблизившись, сел на предложенное
сиденье. А юный Субха, сын Тодеййи, приблизился к достопочтенному
Ананде; приблизившись, он обменялся с достопочтенным Анандой
дружескими, дружелюбными словами и почтительным приветствием
и сел в стороне. И вот, сидя в стороне, юный Субха, сын Тодеййи,
так сказал достопочтенному Ананде:
«Ведь
досточтимый Ананда долгое время находился вблизи досточтимого
Готамы, прислуживая ему и пребывая рядом. И досточтимый Ананда
должен знать, какие вещи хвалил досточтимый Готама, какими
он возбуждал, в каких наставлял и утверждал людей. Каковы
же, почтенный Ананда, те вещи, которые хвалил досточтимый
Готама, которыми он возбуждал, в которых наставлял и утверждал
людей?»
«Существует,
юноша, три свода предписаний, которые хвалил Блаженный, и
здесь он возбуждал, наставлял, утверждал людей. Каковы же
эти три? Праведный свод нравственных предписаний, праведный
свод предписаний о сосредоточенности, праведный свод предписаний
о постижении. Эти три свода предписаний, юноша, и хвалил Блаженный,
и здесь он возбуждал, наставлял, утверждал людей».
«Каков
же, почтенный Ананда, этот праведный свод нравственных предписаний,
который хвалил досточтимый Готама, которым он возбуждал, в
котором наставлял и утверждал людей?
Буддийский путь
«Вот, юноша, в мир приходит Татхагата – арахант, всецело просветлённый,
наделённый знанием и добродетелью, счастливый, знаток мира,
несравненный вожатый людей, нуждающихся в узде, учитель богов
и людей, Будда, Блаженный. Он возглашает об этом мироздании
с мирами богов, Мары, Брахмы, с миром отшельников и брахманов,
с богами и людьми, познав и увидев их собственными глазами.
Он проповедует истину – превосходную в начале, превосходную
в середине, превосходную в конце, – в её духе и букве, наставляет
в единственно совершенном, чистом целомудрии.
Эту
истину слышит домохозяин, или сын домохозяина, или вновь родившийся
в каком-либо другом семействе. Слыша эту истину, он обретает
веру в Татхагату. И наделённый этой обретённой им верой, он
размышляет: «Жизнь в доме стеснительна, это путь нечистоты,
странничество же – как чистый воздух. Нелегко обитающему в
доме блюсти всецело совершенное, всецело чистое целомудрие,
сияющее как жемчужная раковина. Ведь я мог бы сбрить волосы
и бороду, надеть жёлтые одеяния, и, оставив дом, странствовать
бездомным». И со временем, отказавшись от малого достатка
или отказавшись от большого достатка, отказавшись от малого
круга родственников или отказавшись от большого круга родственников,
он сбривает волосы и бороду, надевает жёлтые одеяния, и, оставив
дом, странствует бездомным.
Нравственность
Так, будучи
странником, он живёт сдержанный воздержанием предписаний для
отшельников, придерживаясь должного поведения видя опасность
в мельчайших поступках, обязуется следовать заповедям и упражняется
в их исполнении, наделён добродетелью тела и добродетелью
речи, чист в средствах существования, обладает нравственностью,
охраняет врата жизненных способностей, наделён способностью
самосознания и вдумчивостью, удовлетворен.
Как же,
юноша, монах предан нравственности. Вот, юноша, отказываясь
уничтожать живое, и избегая уничтожать живое, без палки и
без оружия, скромный, полный сострадания, монах пребывает
в доброте и сочувствии ко всем живым существам. Это и есть
часть его нравственности.
И вот, юноша, этот монах, обладающий подобной нравственностью,
не видит ниоткуда опасности в том, что касается нравственной
воздержанности. Подобно тому, юноша, как повелитель, помазанный
на царство и избавившийся от неприятелей – так же точно, юноша,
и монах, обладающий подобной нравственностью, не видит ниоткуда
опасности в том, что касается нравственной воздержанности.
Наделённый этим праведным сводом нравственных предписаний,
он испытывает безупречное внутреннее счастье. Таким, юноша,
бывает монах, наделенный нравственностью.
Таков,
юноша, этот праведный свод нравственных предписаний, который
хвалил Блаженный, которым он возбуждал, в котором наставлял
и утверждал людей. И всё же есть здесь ещё более высокий долг».
«Чудесно,
почтенный Ананда! Необычайно, почтенный Ананда! Ведь этот
праведный свод нравственных предписаний, почтенный Ананда,
совершенен и не является несовершенным, и я, почтенный Ананда,
не вижу столь совершенного праведного свода нравственных предписаний,
за пределами этой общины, у других отшельников и брахманов.
И если бы, почтенный Ананда, отшельники и брахманы за пределами
этой общины могли бы увидеть у себя столь совершенный праведный
свод нравственных предписаний, то были бы настолько удовлетворены,
что сказали бы себе: «Этого достаточно! Сделано достаточно!
Достигнута цель нашего отшельничества! Нет у нас никакого
более высокого долга». Но ведь досточтимый Ананда сказал так:
«Всё же есть здесь ещё более высокий долг».
Сосредоточение
Каков
же, почтенный Ананда, этот праведный свод предписаний о сосредоточенности,
который хвалил досточтимый Готама, которым он возбуждал, в
котором наставлял и утверждал людей?»
«Как же,
юноша, монах охраняет врата жизненных способностей?
Вот, юноша,
видя глазом образ, монах не влечётся к внешним признакам,
не влечётся к его подробностям. Он действует так, чтобы сдерживать
причину, благодаря которой алчность, неудовлетворённость,
греховные и нехорошие свойства устремляются на несдерживающего
способность зрения…
Подобно тому, юноша, как человек сидел бы укутанный с головой
в белое одеяние так, что не осталось бы на всем теле места,
которое не было бы покрыто белым одеянием, так же точно, юноша,
и монах сидит, пропитав это тело чистым, совершенным разумом,
и не остаётся во всём теле ничего, что не было бы пропитано
чистым совершенным разумом – это и есть часть его сосредоточенности.
Таков,
юноша, этот праведный свод предписаний о сосредоточенности,
который хвалил Блаженный, которым он возбуждал, в котором
наставлял и утверждал людей. И всё же есть здесь более высокий
долг».
«Чудесно,
почтенный Ананда! Необычайно, почтенный Ананда! Ведь этот
праведный свод предписаний о сосредоточенности, почтенный
Ананда, совершенен и не является несовершенным, и я, почтенный
Ананда, не вижу столь совершенного праведного свода предписаний
о сосредоточенности, за пределами этой общины, у других отшельников
и брахманов. И если бы, почтенный Ананда, отшельники и брахманы
за пределами этой общины могли бы увидеть у себя столь совершенный
праведный свод предписаний о сосредоточенности, то были бы
настолько удовлетворены, что сказали бы себе: «Этого достаточно!
Сделано достаточно! Достигнута цель нашего отшельничества!
Нет у нас никакого более высокого долга». Но ведь досточтимый
Ананда сказал так: «Всё же есть здесь ещё более высокий долг».
Мудрость
Каков
же, почтенный Ананда, этот праведный свод предписаний о постижении,
который хвалил досточтимый Готама, которым он возбуждал, в
котором наставлял и утверждал людей?»
«Так с
сосредоточенной мыслью, – чистой, возвышенной, незапятнанной,
лишенной нечистоты, гибкой, готовой к действию, стойкой, непоколебимой, – он направляет и вращает мысль к совершенному видению. Он
постигает: «Вот это моё тело имеет форму, состоит из четырёх
великих элементов, рождено матерью и отцом, представляет собой
скопление вареного риса и кислого молока, непостоянно, подвержено
разрушению, стиранию, распаду, уничтожению, и вот здесь заключено,
здесь к нему привязано моё сознание».
Так с сосредоточенной мыслью – чистой, ясной, незапятнанной,
лишённой нечистоты, гибкой, готовой к действию, стойкой, непоколебимой, – он обращает и направляет мысль к знанию об уничтожении греховных
свойств. Он постигает в согласии с истиной: «Это страдание»,
постигает в согласии с истиной: «Это возникновение страдания»,
постигает в согласии с истиной: «Это уничтожение страдания»,
постигает в согласии с истиной: «Это путь, ведущий к уничтожению
страдания», постигает в согласии с истиной: «Это греховные
свойства», постигает в согласии с истиной: «Это возникновение
греховных свойств», постигает в согласии с истиной: «Это уничтожение
греховных свойств», постигает в согласии с истиной: «Это путь,
ведущий к уничтожению греховных свойств». У него, знающего
так, видящего так, мысль освобождается от греховного свойства
чувственности, мысль освобождается от греховного свойства
повторного существования, мысль освобождается от греховного
свойства невежества. В освобождённом возникает знание, что
он освобожден. Он постигает: «Уничтожено вторичное рождение,
исполнен обет целомудрия, сделано то, что надлежит сделать,
нет ничего вслед за этим состоянием».
Подобно
тому, юноша, как если зрячий человек, стоя на берегу окружённого
горами озера, прозрачного, спокойного, незамутнённого, видит
устриц и раковины, песок и гальку, стаи рыб, двигающихся и
останавливающихся, он может сказать себе: «Вот это озеро,
прозрачное, спокойное, незамутнённое, а в нём эти устрицы
и раковины, песок и галька, стаи рыб, что двигаются и останавливаются», – так же точно, юноша, и монах с сосредоточенной мыслью – чистой, ясной, незапятнанной, лишённой нечистоты, гибкой,
готовой к действию, стойкой, непоколебимой – направляет и
обращает мысль к знанию об уничтожении греховных свойств.
Он постигает в согласии с истиной: «Это страдание»... «Это
путь, ведущий к уничтожению греховных свойств». У него, знающего
так, видящего так, мысль освобождается от греховного свойства
чувственности, мысль освобождается от греховного свойства
повторного существования, мысль освобождается от греховного
свойства невежества. В освобождённом возникает знание, что
он освобождён. Он постигает: «Уничтожено вторичное рождение,
исполнен обет целомудрия, сделано то, что надлежит сделать,
нет ничего вслед за этим состоянием».
И когда,
юноша, монах с сосредоточенной мыслью, – чистой, ясной, незапятнанной,
лишённой нечистоты, гибкой, готовой к действию, стойкой, непоколебимой, – направляет и обращает мысль к знанию об уничтожении греховных
свойств и постигает… …исполнен обет целомудрия, сделано то,
что надлежит сделать, нет ничего вслед за этим состоянием», – это и есть часть его постижения.
Таков,
юноша, этот праведный свод предписаний о постижении, который
хвалил Блаженный, которым он возбуждал, в котором наставлял
и утверждал людей. И нет здесь более высокого долга».
«Чудесно,
почтенный Ананда! Необычайно, почтенный Ананда! Ведь этот
праведный свод предписаний о постижении, почтенный Ананда,
совершенен и не является несовершенным, и я, почтенный Ананда,
не вижу столь совершенного праведного свода предписаний о
постижении, за пределами этой общины, у других отшельников
и брахманов. И нет здесь более высокого долга. Превосходно,
почтенный Ананда! Превосходно, почтенный Ананда! Подобно тому,
почтенный Ананда, как поднимают упавшее, или раскрывают сокрытое,
или указывают дорогу заблудившемуся, или ставят в темноте
масляный светильник, чтобы наделённые зрением различали образы,
так же точно досточтимый Ананда с помощью многих наставлений
преподал истину. И вот, почтенный Ананда, я иду как к прибежищу
к Блаженному Готаме, и к Дхамме, и к Сангхе монахов. Пусть
же досточтимый Ананда примет меня как преданного мирянина,
отныне и на всю жизнь нашедшего здесь прибежище».