Так
я слышал. Однажды Благословенный проживал в Саваттхи, в роще Джеты,
в парке Анатхапиндики. Там он обратился к монахам:
«Монахи!»
«Уважаемый»,
– ответили они.
Благословенный
сказал следующее:
«Монахи, до моего просветления, пока я всё ещё был непросветлённым
бодхисаттой, мысль пришла ко мне: «Что, если я разделю свои
мысли на два типа». И тогда на одну сторону я поместил мысли,
[вызванные] чувственным желанием, недоброжелательные мысли,
мысли о причинении вреда, а на другую – мысли об отречении,
мысли об не-недоброжелательности, мысли о непричинении вреда.
По
мере того как я пребывал так, будучи прилежным, старательным,
решительным, мысль, [вызванная] чувственным желанием, возникла
во мне. И я понял: «Эта мысль, [вызванная] чувственным желанием,
возникла во мне. Она ведёт к моей собственной болезненности,
к болезненности других, болезненности моей и других. Она препятствует
мудрости, создаёт сложности, уводит от ниббаны». Когда я обдумал:
«Она ведёт к моей собственной болезненности», эта мысль утихла
во мне. Когда я обдумал: «Она ведёт к болезненности других»,
эта мысль утихла во мне. Когда я обдумал: «Она ведёт к болезненности
моей и других», эта мысль утихла во мне. Когда я обдумал:
«Она препятствует мудрости, создаёт сложности, уводит от ниббаны»,
эта мысль утихла во мне. Каждый раз, как мысль, [вызванная]
чувственным желанием возникала во мне, я отбрасывал её, устранял
её, уничтожал её.
По мере того как я пребывал так, будучи прилежным, старательным,
решительным, недоброжелательная мысль возникла во мне... Каждый
раз, как недоброжелательная мысль возникала во мне, я отбрасывал
её, устранял её, уничтожал её.
По
мере того как я пребывал так, будучи прилежным, старательным,
решительным, мысль о причинении вреда возникла во мне... Каждый
раз, как мысль о причинении вреда возникала во мне, я отбрасывал
её, устранял её, уничтожал её.
Монахи,
то, над чем монах постоянно размышляет и обдумывает, – это и
становится направленностью его ума. Если он постоянно размышляет
и обдумывает мысли, [вызванные] чувственным желанием, то он
отбросил мысль об отречении, чтобы взрастить мысль, [вызванную]
чувственным желанием. И тогда его ум склоняется к мыслям, [вызванным]
чувственным желанием. Если он постоянно размышляет и обдумывает
недоброжелательные мысли… мысли о причинении вреда, то он отбросил
мысль о непричинении вреда, чтобы взрастить мысль о причинении
вреда. И тогда его ум склоняется к мыслям о причинении вреда.
[Это]
подобно тому, как в последний месяц сезона дождей, осенью, когда
всходят зерновые, пастух охраняет своих коров тем, что постоянно
тыкает и толкает их палкой то с одного боку, то с другого, чтобы
сдержать их и обуздать. Почему? Потому что он видит, что его
могут побить, бросить в тюрьму, взыскать с него или обвинить,
[если коровы потопчут зерновые]. Точно так же я видел в [этих]
неблагих состояниях [ума] опасность, упадок, загрязнение, а
в [противоположных им] благих состояниях – благословение отречения,
аспект очищения.
По
мере того как я пребывал так, будучи прилежным, старательным,
решительным, мысль об отречении возникла во мне. И я понял:
«Эта мысль об отречении возникла во мне. Она не ведёт к моей
собственной болезненности, болезненности других, болезненности
моей и других. Она способствует мудрости, не создаёт сложностей,
ведёт к ниббане. Даже если я буду обдумывать эту мысль в течение
ночи, в течение дня, в течение дня и ночи, я не вижу ничего
такого, чего бы следовало опасаться из-за неё. Но чрезмерным
размышлением и обдумыванием я утомлю своё тело, а когда тело
усталое, то и ум становится напряжённым, а когда ум напряжён,
он далёк от сосредоточения». Поэтому я внутренне утверждал свой
ум, успокаивал его, объединял, сосредотачивал. Зачем? Чтобы
мой ум не был напряжённым.
По
мере того как я пребывал так, будучи прилежным, старательным,
решительным, мысль о не-недоброжелательности возникла во мне…
мысль о непричинении вреда возникла во мне. Я понял: «Эта мысль
о непричинении вреда возникла во мне. Она не ведёт к моей собственной
болезненности, болезненности других, болезненности моей и других.
Она способствует мудрости, не создаёт сложностей, ведёт к ниббане.
Даже если я буду обдумывать эту мысль в течение ночи, в течение
дня, в течение дня и ночи, я не вижу ничего такого, чего бы
следовало опасаться из-за неё. Но чрезмерным размышлением и
обдумыванием я утомлю своё тело, а когда тело усталое, то и
ум становится напряжённым, а когда ум напряжён, он далёк от
сосредоточения». Поэтому я внутренне утверждал свой ум, успокаивал
его, объединял, сосредотачивал. Зачем? Чтобы мой ум не был напряжённым.
Монахи,
то, над чем монах постоянно размышляет и обдумывает – это
и становится направленностью его ума. Если он постоянно размышляет
и обдумывает мысли об отречении, то он отбросил мысль, [вызванную]
чувственным желанием, чтобы взрастить мысль об отречении,
и тогда его ум склоняется к мыслям об отречении. Если он постоянно
размышляет и обдумывает мысли о не-недоброжелательности… мысли
о непричинении вреда, то он отбросил мысль о причинении вреда,
чтобы взрастить мысль о непричинении вреда, и тогда его ум
склоняется к мыслям о непричинении вреда.
[Это]
подобно тому, как в последний месяц жаркого сезона, когда все
зерновые принесли в деревню, пастух охраняет своих коров, сидя
у подножья дерева или на открытом месте, поскольку ему нужно
следить только за тем, чтобы коровы просто находились рядом.
Точно так же, мне нужно было быть просто внимательным к тому,
чтобы эти состояния наличествовали.
Неутомимое
усердие было зарождено во мне, и утверждена неослабевающая осознанность.
Моё тело было безмятежным, спокойным. Мой ум был сосредоточенным
и достигшим единения.
Будучи отстранённым от чувственных удовольствий,
отстранённым от неблагих состояний [ума], я вошёл [в первую
джхану] и пребывал в первой джхане... четвёртой джхане...1
Я напрямую знал: «Рождение уничтожено, святая жизнь прожита,
сделано то, что следовало сделать, не будет более появления
в каком-либо состоянии существования».
Это
было третьим истинным знанием, которое я получил в последнюю
стражу ночи. Неведение было выдворено; истинное знание появилось;
тьма была выдворена, возник свет – так происходит с тем, кто
пребывает прилежным, старательным и решительным.
Представьте, монахи, как если бы в лесном угодье было большое
болото в низине, рядом с которым жило бы большое стадо оленей.
И появился бы человек, желавший их погибели, вреда и неволи.
И он бы перекрыл безопасный и хороший проход, по которому радостно
ходить, и открыл ложный проход, выставил приманку, соорудил
куклу – так, чтобы это большое стадо оленей позже ожидали беда,
несчастье, утрата. Но пришёл бы другой человек, желавший им
добра, благополучия, защиты, открыл бы заново безопасный и хороший
проход, ведущий к их счастью, и закрыл бы ложный проход, убрал
бы приманку, разрушил бы куклу – так, что это стадо оленей позже
пришло бы к возрастанию, увеличению, осуществлению.
Монахи,
я привёл этот пример, чтобы донести смысл. Смысл таков: «Великое
болото в низине» – это обозначение чувственных удовольствий.
«Большое стадо оленей» – это обозначение существ. «Человек,
желавший погибели, вреда и неволи» – это обозначение Злого Мары.
«Ложный путь» – это обозначение неправильного Восьмеричного
пути, то есть неправильных воззрений, неправильных устремлений,
неправильной речи, неправильных действий, неправильных средств
к жизни, неправильных усилий, неправильной осознанности, неправильного
сосредоточения. «Приманка» – это обозначение наслаждения и страсти.
«Кукла» – это обозначение неведения. «Человек, желающий добра,
благополучия, защиты» – это обозначение Татхагаты, совершенного
и полностью просветлённого. «Безопасный и хороший проход, ведущий
к благополучию, по которому радостно ходить» – это Благородный
восьмеричный путь, то есть правильные воззрения, правильное
устремление, правильная речь, правильные действия, правильные
средства к жизни, правильное усилие, правильная осознанность,
правильное сосредоточение.
Так,
монахи, безопасный и хороший проход, по которому радостно ходить,
был заново открыт мной, ложный проход был закрыт, приманка убрана,
кукла разрушена.
То,
что следует сделать учителю для своих учеников из сострадания
к ним, желая им благополучия, имея к ним сострадание, – всё
это я сделал для вас. Вон там – подножия деревьев, там – пустые
хижины. Медитируйте, монахи, не откладывайте на потом, иначе
будете позже сожалеть об этом. Таково наше наставление вам».
Так сказал Благословенный. Монахи были довольны и восхитились
словами Благословенного.
|